О первых шагах нового поколения алтайских писателей есть интересный материал писателя Аржана Адарова, опубликованный в книге «Сын вечного Алтая. (Статьи и воспоминания)». В ней он пишет:«У истоков возрождения алтайской литературы в послевоенный период стоял Сазон Саймович Суразаков». Далее он говорит о том, что молодой ученый, поэт почти год шефствовал над десятиклассниками областной национальной школы, стихи которых появлялись к красным датам календаря в областной газете.

Однажды, как пишет Адаров, только что окончившие школу Адаров, Кокышев, Палкин получили приглашение от Суразакова прийти к нему в научно-исследовательский институт. Оказывается, по его инициативе, обком партии пригласил из Союза писателей СССР консультанта по национальным литературам Бориса Арсентьевича Басаргина.

И вот ему-то Суразаков и представил три кандидатуры для поступления в Литературный институт. Первая реакция Басаргина: «Да это же дети!.. А в том институте учатся взрослые люди, многие-фронтовики…».

Сазон Саймович, как пишет Аржан Адаров, взволнованно стал говорить о том, что в алтайской литературе прервалась связь поколений: не стало Павла Кучияка, талантливая творческая молодежь погибла на войне. Надо возродить профессиональную алтайскую литературу… Беседа закончилась тем, что Б.А.Басаргин сказал ребятам когда, с какими документами им следует прибыть в г.Москву, куда и к кому обратиться.

Видимо, по каким-то причинам облисполком не оказал им помощи, тогда Сазон Саймович изыскал средства в своем институте и выдал каждому по четыреста рублей. То же самое сделал директор национальной школы Василий Константинович Плакас: дав из средств школы по пятьсот рублей. И ребята поехали в г.Москву из г.Новосибирска на третьей полке почтового поезда, помня напутственные слова своих благодетелей: «Дерзайте! Легких путей в жизни нет. Трудно будет–пишите…».

С годами нам очень часто приходилось слушать потрясающие юмористические рассказы этих ребят о курьезных ситуациях в первые дни пребывания их в г.Москве. Например, о том, как они искали и нашли трамвайную остановку, чтобы доехать до общежития. Они не успели заскочить в трамвай. Представления о транспорте у них было такое же, что по Чуйскому тракту: успел–уехал, не успел–жди следующего дня. Трамвай уехал, а они стали спорить, из-за кого: мол, это Эркемен замешкался с чемоданами… Пока так бурно ругались, глядь–идет трамвай с тем же номером…

На встречах, застольях они любили вспоминать о своем наставнике. Каждый приезд Сазона Саймовича в г.Москву был для них праздником: сытная еда в ресторанах, беседы, а при отъезде–деньги, почти на «целый месяц безбедной жизни» (А.Адаров).

В личном архиве Суразакова хранятся письма этих «чудных» мальчиков. Они писали об успехах в учебе, о своей мечте–авторских поэтических сборниках. Но были и такие: наступила зима, а у них нет обуви и теплой одежды… А на летних каникулах, как пишет А.Адаров, он «читал наши стихи, хвалил или ругал, тут же исправлял. Он не был равнодушным».

В 1957 году на Алтай вернулись первые три выпускника Литературного института. К этому времени были изданы их первые поэтические сборники. Стремителен был их творческий рост. Через одно–два десятилетия они стали авторами многожанровых произведений–стихов, поэм, повестей, романов. При всей схожести их биографий каждый творил свою творческую стезю.

Аржан Адаров с первых стихов проявился, как поэт-трибун, импульсивно неравнодушный к большим и малым событиям страны и своей малой родины. А на исходе своих лет он обратился к сонетам–жанру высшей ступени поэзии.

Лазарь Кокышев уже с первого поэтического сборника все его произведения, вопреки содержанию и присущему ему юмору, все-таки, были пронизаны глубокой печалью.

Удивительно то, что у  Эркемена Палкина уже в первом сборнике стихов «Новый человек» («Jаны кижи», 1956), начиная со стихотворения «Здравствуйте» («Эзен»), по существу была запрограммирована нацеленность его творчества: обращения к новому поколению, к первозданной земле–Алтай. Вновь перечитывая его поэтические сборники, обнаружила свойственную народам Востока созерцательную (в хорошем смысле!!!) сущность его стихов. И это-закономерное явление для народов, не утративших повседневную духовную и физическую связь с Природой, к земле, где поэт «родился–появился». Кстати, все три поэта в то время обвинялись в созерцательности их стихов, т.е. в любовании природой, а не героикой трудовой жизни народа.

Да, поэт Палкин не спешил откликаться на сиюминутные внешние события. В его, так называемых, созерцательных стихах присутствовал отсвет философского отношения ко всему окружающему. Они насыщены чистотой помыслов, его созерцания, размышления вызваны глубинно оберегаемым чувством восторга, тихой радости. И в этом, так знакомом, нам состоянии (от связи с природой) он ведет свой монолог о настоящем и будущем своего народа и его исторической земле проживания–Алтае.

Прочтите его стихи. Возможно, не все вам понравятся, но главная, объединяющая их мысль поэта, все-таки, очевидна. Прочтите его поэмы, хотя бы, последние строфы поэмы «Голубое небо» («Чанкыр тенери»). Я не люблю читать переводы его стихов. Как бы хорошо они не читались, в них много интерпретаций… Переводчик должен знать язык, на котором написан стих. Ведь в стихе важно не только слово, не только словосочетания, но очень важны и звуковая гамма, ритм. Как музыку нельзя словами пересказать, так и стихи. Неслучайно Б.Ахмадуллина писала: «Настоящая поэзия–это все-таки музыка»…

В 60-70-е годы ушедшего столетия на меня была возложена разработка программ по алтайской литературе. Впервые вводилось преподавание алтайской литературы вплоть по 10-й класс в национальных школах автономной области. Надо было отобрать лучшие образцы фольклора алтайцев. Но с особым пристрастием я встречала каждую книгу всех писателей. Предстояло отобрать произведения с учетом возрастных особенностей учеников, преемственности тем по классам, межпредметных связей и обязательно с учетом развития речи, мышления.

Многие стихи Э.Палкина были обозначены в программе, например, стихи из сборника «Радости» (1968), а также стихи «Алтай», «Матери», рекомендованы для чтения наизусть (4–5 кл.). В 10-м классе для изучения предложена и вошла в учебники поэма «Голубое небо». В 1962 году, сразу после выхода в свет, повесть «Голос жеребенка» (первая часть романа «Алан») рекомендована для изучения в 10 классе, с 1975 году–полностью вышеназванный роман.

При работе часто приходилось общаться с писателями. Иногда были случаи, близкие к конфликтным. А вот с Эркеменом Матыновичем было легко и интересно общаться. Лишенный амбиций, он очень стеснялся, что его произведения рекомендованы для изучения в школе. Особенно памятен случай с введением в программу его изумительного стихотворения «Голос иволги» («Сары киштейт»). В 1971 году он показал мне рукопись этого стихотворения, подготовленного для включения в очередной его сборник.
Я попросила дать рукопись и, вопреки требованиям включать в учебники только изданные стихи, побежала в типографию, где готовился в печать учебник-хрестоматия для 9–10 классов. На курсах учителей прочитала это стихотворение. Меня спросили: о чем оно? Я сказала, что здесь тот самый случай, о котором писал Д.С.Лихачев: «В художественном слове должна быть таинственность, непонятность… Если бы было все понятно, тогда неинтересно читать». На этом удивительно музыкальном стихотворении ученики должны почувствовать, как рождается стих, войти в мир чувств поэта, в его состояние тихого восхищения голосом птицы и осенним пейзажем.

Не сказать о романе «Алан» значило бы ничего не сказать о писателе Э.Палкине. Автор избрал нелегкую задачу: художественно воспроизвести один из трудных этапов жизни советского народа–первые послевоенные годы. Трудности не только в том, что во всесоюзной литературе эта тема только-только начала освещаться, но еще и в том, что жанр прозы в алтайской литературе еще не окреп. Как же автору трудно было писать этот роман! Но взялся за гуж, не говори, что не дюж.

Э.Палкину удалось в художественных образах, в описании людских судеб запечатлеть и этот исторический этап страны.
В романе в запоминающихся эпизодах, картинах передано ощущение: след войны еще долго будет в судьбах людей, на облике земли, деревни, выбитого Чуйского тракта, на неухоженных домах, на изношенной одежде, и, особенно, … печать войны лежит свежей раной на сердцах людей. Это трагический конец Экчебея, умершего от оставшихся в теле осколков, это горе овдовевшей Дьелечи, это судьба Тарына, вернувшегося домой без звезды на шапке из-за плена.

Памятны мне особенно два эпизода. Шине собирает зерна ячменя в норах запасливых мышей, радуясь тому, сколько раз она накормит талканом своих братишек. И вдруг в конце норы увидела дрожащего мышонка. Раздираемая чувством жалости от того, что лишает жизни пусть мышонка, но, все равно, живого существа, она кидает горсть зерна в нору и с рыданиями бежит прочь…

Второй эпизод. В летнюю сенокосную пору один из членов бригады Тадыр обычно уходил в ночь на охоту. Однажды он принес тушу убитой косули. Содин, разрубая мясо на мелкие кусочки и бросая их в котел, нечаянно нажал на вымя–брызнуло молочко. Все оцепенели, стало ясно, что остался беспомощный детеныш. Люди, опустив глаза, молча протягивали чашку за бульоном с кусочками мяса. Чувство голода, а с другой стороны–мерещится осиротевший косуленок. У всех был подавленный вид…

В романе образу молодого солдата Алана противопоставлен образ председателя колхоза Тантыбарова. Образы такого типа людей «живут» во всей литературе с древнейших времен. Они не меняются, все хапуги живут сытно, комфортно, не упуская из рук власть. Бессмертные образы. Невольно приходит мысль: во все времена, собственно, неположительные герои являются двигателями жизни? А что, если их не станет? С кем, за что будем бороться? И в чем будет состоять основной двигатель в жизни? Основной конфликт в литературе?

В моих осколках памяти особое место занимает Эркемен Матынович, как общественный деятель. Почти двадцать лет он руководил писательской организацией Горного Алтая. Вся наша жизнь была заморочена разными реформами, постановлениями центральных и местных властных структур. Не только писать книги, научные работы, но и просто жить, порой, не было времени. А ведь эти реформы и постановления надо было не только решать, но и бороться с ними.

Так вот, в 60–70-е годы был ряд постановлений, которые, на мой взгляд, нанесли большой урон культуре таких народов, как алтайцы. Вышло постановление об улучшении преподавания русского языка в школах страны. На местах оно было принято на свой лад. Т.е., все национальные школы стали переходить на учебный план русских школ, в которых не предусмотрено преподавание родного языка. В газете «Правда» появились статьи многих писателей республик, в т.ч. Ч.Айтматова, с призывом: русский язык не должен подавлять родной язык народов Советского Союза. Была опубликовано знаменитое стихотворение Расула Гамзатова:

А если завтра мой язык исчезнет,
То я готов сегодня умереть.
Я за него всегда душой болею,
Пусть говорят, что беден мой язык,
Пусть не звучит с трибуны Ассамблеи,
Но, мне родной, он для меня велик.

У нас же на областных совещаниях стали докладывать, сколько процентов алтайцев, проживающих в том или ином районе, признали родным русский язык. Мы были в шоке: наш народ стал отказываться от родного языка?

Второй удар был нанесен Постановлением Совета Министров СССР об укрупнении сел за счет неперспективных. Таковыми оказались села с алтайским населением. В них были начальные школы с обучением на алтайском языке, сохранялись традиционное ведение хозяйства, культура. В результате, села эти исчезли, учеников перевезли в интернаты крупных сел, где в школах опять не было ни обучения на родном языке, ни его предметного преподавания.

В такой обстановке на одном из областных совещаний состоялось выступление Э.М.Палкина. И одна из его фраз стала крылатой: «Когда в Москве подрезают ногти, то на местах (в регионах) режут пальцы».

Результаты вот этих двух выше названных постановлений мы пожинаем до сих пор. Выросло целое поколение семей, не владеющих родным языком. Когда в семье, в селе нет общения на родном языке, едва ли можно его восстановить. А дети из этих семей живут с чувством собственной ущербности. Кто они? Русские? Таковыми их не признают из-за особенностей типа лица. Алтайцы? Не знают ни родного языка, ни истории, ни традиционной культуры своего народа.

В 1974 году Эркемен Матынович оказался в числе главных оппозиционеров, выступивших против постановления обкома партии о закрытии областной национальной школы. Как никогда, алтайская интеллигенция-писатели, научные сотрудники, работники печати, радио, родители, учителя–выступила очень сплоченно. В отличие от нашего времени у нас не было лозунга убрать первого секретаря обкома партии-главного инициатора закрытия школы, и других должностных лиц. Мы вели открытый жесткий диалог с властью. Не прекратили борьбу даже в тот момент, когда личные дела учеников изъяли из школы, отправили в районы, когда учителей трудоустраивали в другие школы, когда 1 сентября учителей не пускали в классы, где их ждали ученики. Мы телеграммами, письмами забросали ЦК КПСС, Министерства просвещения РСФСР, СССР. И мы победили, отстояли школу. Но, в отличие от нашего времени, никто из борцов не был уволен с работы.

В какой системе мы сейчас живем, когда все ориентировано на частную собственность, мне лично не ясно. В моем понимании, в основе частной собственности лежит собственный трудовой вклад. Но как понимать то, что частной собственностью стали озера, берега водоемов, земли скуплены запредельными богачами? Экология стала частью предпринимательства…

С введением такой частной собственности, на мой взгляд, нарушается традиционный опыт природно-хозяйственной деятельности народа. Не будет охоты, рыбалки, не хватит земель для выпаса домашних животных, заготовки трав, дров и т.д. Не зная истории коренного народа, они вносят дисбаланс в традиционные правила жизни местного населения.

Нет сейчас таких личностей, как Эркемен Палкин, Аржан Адаров, Сазон Суразаков и других, которые имели вес в обществе, умели отстаивать и защищать интересы всех укоренившихся народов на Алтае.

Нынешняя интеллигенция, к сожалению, больше озабочена подковерной борьбой, а не открытым диалогом с властными структурами.
Но то, что мы отмечаем юбилейные даты, связанные с их жизнью-это примечательно. Народ должен знать своих замечательных сынов.

З.Казагачева, кандидат филологических наук.